Газета «Новости медицины и фармации» 12 (588) 2016
Вернуться к номеру
Обоснованное упрямство
Авторы: Ион Деген - д.м.н., профессор, Израиль
Разделы: От первого лица
Версия для печати
Статья опубликована на с. 27 (Мир)
Странно. Даже невероятно. Сел за компьютер, приготовившись писать научную статью. Только о ней и думал. И вдруг меня занесло. Совершенно непонятно, почему начал сочиняться этот рассказ.
Однажды, лет пять-шесть назад, заметил на левой голени маленькое круглое выступающее образование, напоминающее родимое пятно. Естественно, не обратил на него никакого внимания. Этим и объясняется такое расплывчатое упоминание момента обнаружения. Спустя какое-то время заметил, что пятно увеличилось. Ни болезненности, вообще никаких ощущений. Но образование увеличивалось и стало заметно выступать над кожей. «Так, — сказал, вспомнив, что я все-таки врач. — Опухоль. Меланома. Злокачественная».
Естественно, подумал о лечении. Рядом — большой рубец после осколочного ранения. На него можно не обращать внимания. Лечение такой опухоли оперативное, с последующей химиотерапией и облучением. Но операцию следовало бы сделать точно над большими сосудами голени, после чего непременное осложнение — нарушение кровообращения и, что для меня еще хуже, нарушенный отток лимфы. Дело в том, что левая нога — моя единственная опорная. Звучит как-то замысловато. Это потому, что правая нога после ранения только вспомогательная, с резко ограниченной функцией, а левая, хоть тоже тяжело ранена, — опорная, с нормально работающими суставами.
Тем временем опухоль увеличилась и превратилась в выпуклую язву. Старый опытный хирург, понимающий, что ждет меня после операции, я исключил этот традиционный метод лечения. Начались поиски альтернативы. Нашел убедительную, хорошо документированную статью женщины-врача из Вены (стыдно признаться, забыл фамилию выдающегося старого врача. Нехорошо), которая на основании большого количества наблюдений — очень внушительная статистика — описала укрепление иммунитета именно против меланомы простым ежедневным приемом сыра коттедж с чайной ложкой льняного масла и чайной ложки корицы с медом. Что может быть проще? Примерно в течение года убедился в результатах этого лечения. Опухоль не увеличивалась, иногда даже уменьшалась, почти не болела или изредка болела незначительно. Единственное неудобство — ежедневные перевязки. Не смертельно. Так в течение нескольких лет мы мирно сосуществовали с меланомой.
У меня есть приятель — грамотный, отличный врач-терапевт. Я ставлю его в пример большинству известных мне израильских терапевтов. Девять лет назад, когда исполнилась годовщина моего вступления в девятый десяток существования, я решил не отстать от моих сверстников и пополнил ряды страдающих тяжелым заболеванием сердца. Мой приятель-терапевт проявил не просто профессионализм, а мастерство и довел меня до центура, до введения катетера в артерии сердца. Вылечил! Настоящий врач! Разумеется, благодарность ему.
Он узнал, что в Израиле есть профессор-онколог, лечащий меланому новыми препаратами, созданными на основе инженерной генетики, феноменально излечивающими меланому. Я сказал приятелю, что неразумно менять уже испытанное эффективное лечение на что-либо новое, статистически пока не сравнимое с применяемым мною. Не подтвержденное другими авторами. Это не нашло одобрения у моего приятеля. Его даже обидело мое, как он считал, неразумное поведение. Конвенциальная медицина — это все-таки не какие-то сыр коттедж и корица. Никуда не денешься, старому врачу трудно отделаться от усваиваемого десятилетиями.
Как-то, услышав от моей жены, что я лежу с температурой сорок градусов, он немедленно примчался ко мне. На правой ноге — большое болезненное красное пятно с четкими границами, как на географической карте. Диагноз, который без труда мог бы поставить и студент-медик старшего курса, не вызывал сомнения у такого опытного врача. Рожистое воспаление. Тут же он назначил мне сильные антибиотики. Стандарт. Конвенциальная медицина.
Я улыбнулся и показал ему стоявший рядом с постелью аппарат, электромагнит: «Дружище, не надо антибиотиков. Несколько сеансов переменного магнитного поля, и максимум через неделю я буду здоров».
Приятель знает, что у меня в мозгу осколок. Поэтому он смотрел на меня как на пациента, нуждающегося в срочной помощи психиатра. От антибиотиков я отказался. Он ушел возмущенный и обиженный. Через четыре дня, навестив меня, увидел здорового человека. Температура тридцать шесть и восемь десятых градуса. Никакой красноты с четкими границами. Трудно описать его изумление. «Почему же не применяют этого лечения?» — «Во-первых, потому, что вы, старый опытный врач, назначаете лекарства. Во-вторых, потому, что фармакологические компании, эти кровопийцы, не хотят потерять свои многомиллиардные доходы. Я сделал максимум возможного: защитил докторскую диссертацию на эту тему — не где-нибудь, а в самом авторитетном ученом совете, в хирургическом ученом совете Второго Московского медицинского института. Написал монографию. Врачам оставалось только прочитать, познакомиться и применить».
Это я написал для того, чтобы было ясно, что у моего приятеля было представление о том, что я не просто старый склеротик, не желающий поменять уже испытанное лечение на новейшее, что мой консерватизм основан на знании и опыте. Не тут-то было. Атаки не прекращались.
Но выяснилось, что профессор-онколог согласен принять меня только после биопсии. Убедить его в том, что на основании увиденного даже студент-медик безошибочно поставит диагноз, что и простой мазок может подтвердить диагноз, не удалось. Приятелю объяснил, почему отказываюсь от биопсии, от нарушения многолетнего взаимодействия с болезнью и от нарушения выработанного у меня иммунитета.
А что профессор? Ведь я для него всего лишь еще одна единица, еще один экспериментальный кролик. Ему нужны правильно и тщательно оформленные документы до и после лечения. Отступить и просто помочь пусть даже очень занудному пациенту? Тем более коллеге? Тем более профессору, кое-что сделавшему в медицине? Нет! Я не видел этого профессора, не общался с ним. Но он мне предельно ясен. Может быть, он неплохой специалист. Но он не врач. Парадокс? Нет. У него отсутствует самое необходимое врачу качество — сострадание. Без этого качества и гений не может быть врачом. Точно так, как человек без таланта не может стать, например, художником.
А приятель не прекращал попыток убедить меня обратиться к этому самому профессору. Ну, в конце концов, чего вам стоит — всего лишь только контрастная рентгенография. Нашел слабое место в моей обороне. Обидную и позорную медицинскую безграмотность. Для меня, долгие годы не имевшего ничего общего с контрастной рентгенографией, она все еще оставалась на уровне того, чем была, чему учили в медицинском институте, несмотря на то, что лет сорок с лишним назад я сам подвергся такому исследованию. Принял бариевую кашу, и все. Барий нигде и никак не вступает в реакцию с организмом. Ничем он не может повредить мне. Согласился.
Приятель на своем автомобиле отвез меня в больницу. Сам в приемной озабоченно оформлял все многочисленные бумаги. Сел в приемной ожидать меня после исследования.
Но как только оно началось, я с ужасом понял дикую, непростительную свою ошибку. Мне не предложили глотать знакомый безвредный барий. Врач ввела иглу в вену. «Из чего состоит контраст?» — спросил я у врача. — «В основном йод». Я тут же решил вскочить и удрать из кабинета. Йод — наиболее сильный элемент, взаимодействующий с иммунной системой, угнетающий ее.
Но я представил себе реакцию моего приятеля на такое бегство, его разочарование. Обиду. Гори все огнем! Остался. Полностью прошел исследование. Глядя, как приятель в паркинге расплачивается за продолжительную стоянку, не промолвил ни слова.
На следующий день в моей постели проснулся не я, в течение многих лет мирно сосуществующий с меланомой, а другой, еще незнакомый мне человек. За грудиной, в самом ее низу, меня давило нечто тошнотворное. На завтрак все эти годы у меня был сыр коттедж с льняным маслом, который съедал с удовольствием. Надо было принять эту вкусную еду-лекарство. Но даже мысль о еде стала позывом к рвоте. Хорошо еще, что нечем было рвать. В опухоли появилась более интенсивная боль. Но это пустячок. Зато в двух малюсеньких подкожных опухолях на бедре боль была совершенно невыносимой. Я часто удивлял медиков своей переносимостью болей, терпеливостью, а тут понял, что переносить такую боль не во власти человека. Счастье, что она была непродолжительной и периодической. Я отчетливо понял, что йод уничтожил мой иммунитет. Состояние, на которое накатывалось еще что-то, что мне, хоть и врачу, трудно описать однозначно. А я собирался написать не рассказ, а научную статью. Хорошая получилась бы статья...
Ну что ж, сейчас мне девяносто второй год. Еще юношей научился встречать смерть без паники. Главное — приучить внуков к тому, что все идет своим чередом, как и должно идти. Юмор в таких случаях — большое подспорье.
Во мне нахально хулиганит тумор.
И так как я пока еще не умер,
Сильнее тумора — еврейский юмор.
Он даже обезболивать умеет.
Открытым текстом сказано еврею
О том, что срочно ожидаем там.
Чтоб облегчить труды гробовщикам,
Сейчас катастрофически худею.
Одно лишь не могу исправить жлобство:
Любимым причиню я неудобство.
Понятно, что стишки такого сорта
Позволено публиковать пост мортем.
Прошло четыре месяца. А я еще жив. Состояние, о котором сказал, что не могу его описать, почти не изменилось. Заставляю себя есть, хотя даже любимая пища не доставляет мне удовольствия и так же воспринимается с трудом. Разумеется, очень похудел.
Общее состояние такое же, как и при описании сразу после исследования. Повторяю: так подробно описываю статус потому, что вообще вместо этого рассказа хотел написать подробную медицинскую статью. И адресат для нее есть: молодые врачи и студенты-медики. Может быть, именно для этого Он в дополнение к подаренным мне годам совершил еще одно чудо, продлив мои дни.
26.08.2016 г.
ЭКСОДУС (или несколько слов о ближайшем будущем)
Исход без паники приемлю.
Как часто я бывал к нему готов.
Солдата долг, хоть на земле, хоть в землю.
Без пафоса и без высоких слов.
Воспоминания переполняют.
Душа, как сейф, добро хранит давно.
Из будущего то, чего не знаю,
Крупицу хоть увидеть из него!
Похерить причинявших муки.
Я тоже не всегда добро творил.
Простят ли за наследство внуки?
Осудят ли, что не предотвратил?
Нет, утешениям не внемлю.
Бальзам? Зачем поток ненужных слов?
Исход без паники приемлю.
Фактически к нему уже готов.
5.07.2016 г.
Любимым
Чтоб облегчить вам муки ожиданья,
Старался басенкой, стихом, рассказом
Уверить вас, что я прочнее зданья,
В котором только хладнокровный разум.
Как строго эти строки не судите,
Но и они способны убедить.
Хотел бы на изысканном иврите
Родным, любя, их трижды повторить.
6.07.2016 г.